Родился: около 320 г. до н.э.
Умер: около 250 г. до н.э.
Основные труды: «Гунсунь Лун-цзы»
ГЛАВНЫЕ ИДЕИ
Парадокс «Белая лошадь – не лошадь».
От описания отдельных характеристик вещи невозможно прийти к идее вещи как таковой, как целостности.
Один плюс один не образуют два, так как ни одно из них не является двумя.
Исправить реальность можно только путем исправления имен вещей.
Фигура Гунсунь Луна давно не дает покоя западным специалистам по истории науки в Китае, а также логикам и лингвистам. С их точки зрения, любой китайский философ, заявивший, что «Белая лошадь – не лошадь», непременно может претендовать на роль китайского Зенона Элейского, заявившего, что даже самый быстрый бегун (Ахиллес) не догонит черепаху, если она стартует несколько раньше его.
Однако эти мерки явно не годятся для «Гунсунь Лун-цзы». Похоже, его можно понять только в том случае, если избавишься от западной парадигмы восприятия логики. Вероятно, пора перестать рассматривать Гунсунь Луна как первого китайского логика и представителя философии языка (а именно, китайского языка).
О самом Гунсунь Луне известно немного, именно потому, что его парадоксы, как и парадоксы Хуэй Ши (ок. 380-300 гг. до н.э.), несмотря на загадочность, не слишком-то занимали китайцев, находясь на обочине магистрального пути развития китайской идеологии. Практически все труды Хуэй Ши ныне утеряны, да и от работ Гунсунь Луна мало что сохранилось, насколько бы интересной и увлекательной, судя по этим остаткам, ни казалась нам его аргументация.
У Гунсунь Луна была своя школа, он пользовался покровительством некоторых правителей и даже доставлял кое-кому неприятности, агитируя при помощи своих парадоксов против войны. И тем не менее свое место в истории китайской культуры он занял благодаря изощренности своего ума, а вовсе не вследствие своего социального или политического авторитета.
«БЕЛАЯ ЛОШАДЬ – НЕ ЛОШАДЬ»
Если бы до нас дошли только основные тезисы Гунсунь Луна, а не его аргументация в пользу (что, впрочем, случилось с большинством его работ), то оставалось бы только теряться в догадках, что побудило его делать такие заявления. Однако Гунсунь Лун, как и Платон, встраивал свои парадоксы в диалоги (путь и не столь обширные, как платоновские), и благодаря этому мы можем понять ход его мысли.
Трактат «Гунсунь Лун-цзы» начинается с парадокса о белой лошади. «Правильно ли называть белую лошадь – лошадью?» – спрашивает нас автор и начинает доказывать, что более правильно не называть белую лошадь лошадью.
Начинает он со следующего аргумента:
«Лошадь – это форма, а белый – это цвет. То, что обозначает цвет, неприменимо для обозначения формы. Поэтому-то и можно сказать, что белая лошадь – не лошадь.
Вероятно, Гунсунь Лун хочет этим сказать, что «белая лошадь» представляет собой единство белизны (цвета) и лошади (формы), а так как белизна бесформенна и не имеет отношения к лошадям и так как то, что лишь «частично» лошадь, не может быть названо «полноправной лошадью», то белая лошадь, естественно, не лошадь.
Однако Гунсунь Луна волнует не этот факт. Он хочет сказать, что значением выражения «белая лошадь» является не только лошадь, или просто лошадь, что упоминание здесь белизны – что, собственно, и составляет суть выражения, - не имеет прямого отношения к понятию «лошадь».
На это можно было бы возразить, что если бы перед нами находилась настоящая белая лошадь, мы не имели бы права говорить, что здесь нет лошади вообще, и использование прилагательного «белый» не может изменить реальности.
В ответ Гунсунь Лун заявил бы следующее (из чего мы начинает понимать, почему вообще возник этот парадокс):
Если кто-то попросит у вас лошадь, то вы можете дать ему гнедую или черную, и он удовлетворится этим. Но если у вас попросят белую лошадь, то гнедая или черная не подойдет. Если бы белая лошадь была лошадью, то тогда бы она всегда удовлетворяла требованию лошади.
Итак, ясно: говоря о «белой лошади», мы не можем говорить просто о «лошади», ведь под понятие последней подходит лошадь любого цвета, в том числе вороная или гнедая. Однако требованию белой лошади соответствует только белая лошадь, а вовсе не гнедая или вороная, хотя они тоже лошади. Итак, белая лошадь – отнюдь не любая лошадь, а тем самым и вообще не «лошадь» (она отлична от этого понятия), поэтому-то белая лошадь – не лошадь.
Можно было бы разрешить парадокс более непосредственно, указав, что смысл выражений «лошадь» и «белая лошадь» разнятся, короче говоря, они не являются синонимами. (Собственно, разница заключается в термине «белая», поскольку белизна не имеет никакого отношения к лошадности).
Однако такая аргументация могла бы исказить главный смысл утверждения, лежащего в основании этого парадокса, - а именно, что дескриптивные функции выражений меняются в зависимости от состава этих самых выражений в различных контекстах.
ГУНСУНЬ ЛУН И ЗАПАДНЫЕ ФИЛОСОФЫ
Осмыслить подлинную фразу Гунсунь Луна – бац ма фэй ма, или, буквально, «белая лошадь – не лошадь», - нетрудно даже тем, кто совершенно незнаком с китайским языком. Однако Гунсунь Луну это утверждение не казалось парадоксальным – это был некий тезис, который можно защищать, доказывать. Парадоксальным такое выражение кажется только тому, кто не посвящен в суть возникновения проблемы.
Но для западных исследователей (так или иначе вышколенных в системе платонической философии) естественно было предположить, что Гунсунь Лун открыл так называемые «универсалии», то есть абстрактные понятия, или категории, иначе говоря, универсальные свойства, присущие многим реальным объектам, мыслительные категории, которые не могут быть реализованы.
Кроме того, бывают такие свойства, которые можно описать, но нельзя продемонстрировать на примере. Скажем, говоря о белизне, мы можем указать на снег или белые простыни в качестве иллюстрации. Однако если мы заговорим о «гениальности, которую невозможно даже представить», то нам не на что даже сослаться, - что если такое гениальности и не существует в природе?
Таким образом, «западная» интерпретация идей Гунсунь Луна сводится к утверждению, что тот просто хотел показать (довольно оригинальным образом) факт, давно известный платоникам: универсалия «белизны» не связана с универсалией «лошадности», и тем более универсалия «бело-лошадность» не связана и не тождественная «лошадности». Таким образом, настаивая на обретении вещи, причастной к универсалии «бело-лошадность», невозможно говорить о причастности этой вещи к чистой «лошадности».
ФЭН ЮЛАНЬ И ПРОБЛЕМА УНИВЕРСАЛИЙ У ГУНСУНЬ ЛУНА
К такой западной («платонической») интерпретации философии Гунсунь Луна склонялся (в «Истории китайской философии») даже такой видный современный философ и историк философии, как Фэн Юлань:
Судя по всему, Гунсунь Лун стремится подчеркнуть различия между универсалией «лошадность» и универсалией «бело-лошадность». «Лошадность» – это универсальное свойство всех лошадей… Соответственно, «лошадность» отлична от «бело-лошадности». Можно сказать, что лошадь как таковая отлична от белой лошади. Поэтому-то белая лошадь не является лошадью вообще.
Кроме того, Фэн Юлань подчеркивал:
…Если перевести аргументацию Гунсунь Луна в термины западной логики, то он утверждал, что между значениями (интенсионалами) терминов «лошадь», «белый» и «белая лошадь» есть масса различий….Так как объем значений каждого из них различен, то невозможно отождествить белую лошадь и лошадь вообще.
Короче говоря, разнятся значения соответствующих терминов – то, что обозначается термином «белая лошадь» это не совсем то, что обозначается термином «лошадь». (То же самое можно было бы утверждать, не обращаясь к помощи теории универсалий – достаточно указать на то, что смысл термина тесно связан с его дескриптивной функцией, то есть функцией «называния»).
Кроме того, Фэн Юлань обращает внимание читателя на то, что требование передачи «белой лошади» может быть удовлетворено только предъявлением объекта «белая лошадь». Любая другая лошадь, «просто лошадь», не отвечает этому требованию, в чем и кроется источник парадокса. (Таким образом, Гунсунь Лун упирает на функциональность терминов, следовательно, разрешение парадокса возможно опять-таки без обращения к теории универсалий).
ДРУГИЕ ПАРАДОКСЫ ГУНСУНЬ ЛУНА
С именем Гунсунь Луна связано еще несколько парадоксов, хотя ученые спорят как о надежности их атрибуции, так и о смысле самих парадоксов. (Некоторые даже отказываются видеть в этих утверждениях парадоксы как таковые.)
Среди этих парадоксов можно упомянуть следующие:
Человек в состоянии указывать только свойства отдельных вещей, однако при этом он может говорить о мире в целом, хотя мир сам по себе не является свойством чего-либо.
Один и один не образуют два, так как ни один из этих объектов не является двумя.
Твердый белый камень не является тремя (твердым, белым и камнем), а только двумя (либо твердым камнем, либо белым камнем). Эти свойства существуют только порознь. (Принадлежность этого парадокса Гунсунь Луну оспаривается практически всеми учеными).
ИСПРАВЛЕНИЕ ИМЕН
Очевидно, что Гунсунь Лун основное внимание уделял проблемам, связанным с мыслительной деятельностью и коммуникацией, иначе говоря, с «именованием» объектов, способами описания мира. Он утверждал, что «имена должны описывать реальность» и что «исправляя имена – значит исправлять реальность и исправлять реальность – значит исправлять и связанные с ней имена», то есть названия вещей и явлений.
Сам Гунсунь Лун, судя по всему, не занимался «доказательством» парадоксальности своих парадоксов, то есть что белая лошадь и в самом деле не лошадь и что белый твердый камень – это два, а не три. Но способ его рассуждений позволяет нам утверждать, что он был против всякого рода словесных хитросплетений и загадок, даже вполне объяснимых. Он размышлял над вопросами правильного описания вещей и над тем, как быть с неправильными описаниями, особенно в случае, когда речь идет о различении целого и его частей.
Можно сказать, что Гунсунь Лун был не столько логиком, сколько лингвистом-теоретиком, исследующим проблему соотнесения «имен» и «реальности», насколько нам известна. И то, что его поглощенность этой задачей не передалась большинству китайских ученых, - следствие не его нерадивости, а просто одно из свойств китайской культуры, которую интересовали совсем иные проблемы.
Ян П.Мак-Грил
Источник: abirus.ru/content/564/623/625/647/836/11100.html
Назад
Northern Arizona University
Department of Philosophy
Перед человеком к разуму три пути: путь размышления - это самый благородный; путь подражания - это самый легкий; путь личного опыта - это самый тяжелый.
Конфуций
